Читать книгу "Угонщик [СИ] - Роман Феликсович Путилов"

Угонщик.

Глава 1

Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье…

Июнь одна тысяча девятьсот девяносто первого года.

Статья 208. Приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем

Приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем, —

наказывается исправительными работами на срок до шести месяцев, или штрафом до ста рублей, или общественным порицанием либо влечет применение мер общественного воздействия.

Те же действия, совершенные в виде промысла или в крупных размерах, -наказываются лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества или без таковой или ссылкой на срок до пяти лет с конфискацией имущества или без таковой.

«Уголовный кодекс РСФСР, 1960 год»

Главный театр Города, являющийся его визитной карточкой, на рубеже смены экономических формаций, отнюдь не блистал. Я помню его блестящим дворцом высокого искусства, с шикарными панелями полированного дерева, античными скульптурами в верхней части амфитеатра, дорогими декорациями, перебрасывающими зрителя в стан половецкого хана или во дворец царя Ивана Грозного, прозванного за свою жестокость Васильевичем. Я уже запутался, не понимая — все это высокое искусство уже было, или еще только будет, когда-то, в далеком будущем. Ну, а пока, мы имеем то, что имеем. Копии древне — римских скульптур, оригиналы которых прячут от народа католики Ватикана, по-прежнему, стояли по периметру амфитеатра, и были прекрасны, но в остальном… хотелось закрыть глаза и больше не видеть этого убожества. Красные ковровые дорожки, покрывающие, давно не циклеванный, паркетный пол, местами были протерты до дыр, полированные деревянные панели — вершина развития советского дизайна интерьеров, покрывающие стены, утратили прежней лоск, потускнели и покрылись сеткой мелких трещин. На сцене из декораций присутствовало только деревянное ложе, небрежно замазанное краской –серебрянкой. Стены, по сценарию пьесы, изображающие покои богатой молодой венецианки, по-простому, были покрыты белой извёсткой, наверное, чтобы ничего не отвлекало зрители от божественного пения труппы. На сцене страдала и пела девушка, и в этой женщине все было гармонично, почти по Фэн-шуй. На вид, даме было около шестидесяти, размеры ее шикарного тела вплотную приблизились к этой цифре. Ее партнер был чуть –чуть помоложе, облаченный, почему-то в древне -римскую лорику сегментату, с неравномерно покрывающей лицо черной краской, генерал Отелло выглядел лет на пятьдесят, не больше. Мощная женщина самозабвенно выводила что-то музыкальное, на итальянском языке, затем ее партнеру, очевидно, надоели ее жалкие оправдания и события понеслись вскачь. Дездемона, по-дурацки, взмахнула окорокообразными руками и рухнула на заскрипевшую деревянную кровать, высокие бортики которой укрыли её округлое тело от зрителей. Зарычав, как дикий зверь, Отелло склонился над ложем, схватив что-то там и навалился сверху. Под рвущую душу музыку мужчина изображал полное напряжение сил, кривя лицо в пугающих гримасах, затем на сцене потухло освещение. Зал, в едином порыве, выдохнул — самая интересная сцена оперы, которую все ждали с надеждой закончилась пшиком — подробности удушения толстой тети от зрителя скрыли. На затемненной сцене началась суета, скрипнула кровать — шла подготовка к последнему акту оперы. Десяток школьников, попавшие на вечерний спектакль в рамках внеклассных занятий, цепочкой потянулись к выходу, откуда тут же донесся шум скандала — капельдинеры не хотели открывать двери до окончания действа.

— Как тебе спектакль, Паша? — от театра до дома Светланы было минут двадцать неспешным шагом, и мы решили прогуляться. Недавно прошел дождь, прибив пыль, и городской воздух был удивительно свеж.

— Паша? — Света сжала мою руку, на которую она опиралась.

— Извини, задумался. Спектакль никак не понравился.

— Почему?

— Извини. Я понимаю, что ты театр любишь, но не такое же убожество. Декораций нет в принципе. Артисты никакие. Я в опере ничего не понимаю. Возможно, эти бабушка с дедушкой, лет тридцать назад, были лауреатами всесоюзных конкурсов и международных слетов. Но, извини, тридцать лет прошло. Театральные традиции, наверное, должны быть, но не те, что бабушки и дедушки, до момента впадения в маразм, тужатся изобразить влюбленных подростков или страсть горячего негра к молодой девушке. Что ты смеешься? Почему учение Станиславского, с его «не верю», тут не работает? Бабке на кладбище прогулы ставят, а она все роли Золушек и Джульетт под себя подгребла. Скажи, что, за тридцать лет не смогли ей достойную смену воспитать? В театральные ВУЗы конкурс, как в МГИМО, сто человек на место, а молодых оперных голосов нет?

— Как ты завелся! — Света захихикала: — Я думала, что ты спал.

— Я просто сидел с закрытыми глазами, потому что мне больно было смотреть на такой низкий уровень оперного искусства. — вывернулся я: — Скажи, а в Питере, в Мариинке, например, или в Большом, в Москве, такая же беднота и убожество?

— Я не знаю. — Светлана мечтательно закатила глаза: — Я бы очень хотела там побывать, но дальше Города и Красноярска я не ездила. Даже на юге не была. Моей маме врачи запретили под сильным солнцем бывать, поэтому, родители меня никуда не возили.

Мы молча прошли еще несколько шагов.

— Но теперь, все изменится! — девушка повернула ко мне улыбающееся лицо: — Как только начну зарабатывать, так сразу буду копить на поездку в Москву. Мечтаю в Большом театре побывать. И еще на Юг, летом, на море, поехать. Но это, наверное, еще не скоро получится. Если бы пять лет назад родители смогли меня на нужный факультет устроить…

— А ты чем занимаешься?

— Я сейчас торговый институт заканчиваю, скоро диплом получу.

— У-у-у, торговый это круто! — уважительно протянул я.

— Ну как круто? Товаровед — это круто, а я на экономику только смогла поступить. Сейчас устроюсь куда ни будь, бумажки перебирать и дурацкие цифры «на уголок» сводить. Скучно и неинтересно.

— Ну ты тут, мне кажется, не совсем…

— Паша, даже не спорь! Ты в этом просто не разбираешься. Товаровед — это куча возможностей, доступ к дефициту, а бухгалтер или экономист…

— Я тебе, Света, вот что скажу. — я развернул девушку к себе и сделал строгое лицо: — Ты только поверь и запомни слова опытного и компетентного человека. Через пару лет слова дефицит вообще не будет, а про профессию такую — «товаровед» все забудут. Она никому не будет интересна. Про экономистов ничего сказать не могу, а вот хороший бухгалтер будет ценится очень высоко, и иметь хорошие заработки, оченб хорошие заработки. И скучно в этой профессии не будет, государство не даст скучать.

— Паша, это вам на политзанятиях говорят, что через пару лет дефицита не будет? Паш, ну, ей Богу, смешно. С революции, всегда, каждый день, в этой стране что- нибудь, обязательно, в дефиците, а ты, как маленький, программу КПСС, повторяешь. Дефицит всегда будет, всегда, запомни.

И Света, с видом превосходства взрослой, умудренной жизнью, тетеньки, мне, как малышу, ткнула пальцем в нос. И еще сказала, что-то вроде «ж-ж-ж». И оказалось, что мы уже пришли.

— Поднимешься? — девушка смущенно опустила глаза.

— Нет, не сегодня.

— Почему? Из-за того, что я с Семеном Борисенко спала? — смущение девушки мгновенно улетучилось, Света с вызовом и злостью смотрела мне прямо в глаза.

— Причем тут Борисенко? Я его отправил в командировку года на три, не меньше. Что мне за дело, чем ты раньше с ним занималась?

— Тогда я тебя не понимаю? Я тебе совсем не нравлюсь? Тогда зачем ты меня в театр пригласил? Тебе что-то по работе надо от меня узнать?

— Света, ты с кем живешь?

— А, ты про это. —